Экономика

Людмила Хитяева

"Кто-то сказал, что Людмила Хитяева не вошла, а ворвалась в кинемато­граф. Еще вчера мало кому известная актриса Горьковского драматического театра, она очень быстро стала одной из популярнейших актрис нашего кинематографа, принеся в него свой, только ей присущий стиль игры, свою тему, свой, «хитяевский» облик русских женщин — жизнелюбивых, напо­ристых, удалых".

Читаем статью, опубликованную в 1968 году:

"Хитяева родилась в Горьком, окончила там театральное училище и десять лет служила в драматическом театре. О кино она и не помышляла и вообще была уверена в том, что только театр дает актеру возможность самостоятельного творчества. Во многих спектаклях она играла главные роли и своим положением в труппе была вполне довольна. Не огорчало Хитяеву и то, что режиссеры редко давали ей возможность пробовать свои силы за пределами амплуа, в котором она себя удачно показала, — лири­ческой героини. Не огорчало потому, что путь ее на сцене только начинался, а роли были хорошие — Лисена в «Учителе танцев» Лопе де Вега, Галя в пьесе В. Минко «Не называя фамилий», Шурка в «Егоре Булычове» Горького, Румянцева в драме С. Алешина «Все остается людям», Галя в пьесе В. Розова «В добрый час!». Режиссер И. Анненский, побывавший на гастрольных спек­таклях горьковчан, сразу же пригласил Л. Хитяеву на роль инженера порта Екатерины Ворониной в одноименном фильме.

Это сдержанная, прямая женщина, человек большого ума и благород­ного сердца, подобная многим из тех, кого актриса играла в театре. Дебют Хитяевой в кино вызвал интерес — и зрителей и критики. Ее запомнили. И, может быть, она так и не вышла бы из рамок своего амплуа, если бы на нее не обратил внимания «открыватель» многих актерских талантов С. Ге- расимов.

Сергей Аполлинариевич встретил Хитяеву в коридоре Студии имени М. Горького в костюме и гриме Ворониной и неожиданно спросил:

— Хотите играть Дарью в «Тихом Доне»?

Спустя несколько лет артистка рассказывала нам:

— Я опешила. Дарья... Буйная, непокорная, как будто сотканная из противоречий... Могла ли я подумать, что Дарья так близка моему сердцу? Ведь у меня и в мыслях не было, что это моя роль...

С той секунды Дарья захватила ее без остатка. Еще шли съемки «Ека­терины Ворониной», а мысли Людмилы Хитяевой были на Дону, в доме

Мелиховых, в степи, разбуженной событиями революции. «Озорная и гордая, с мятежной и изломанной душой, Дарья неудержимо влекла меня к себе и пугала, — рассказывает Людмила Ивановна. — Как перейти от простой и душевно ясной Екатерины к Дарье?»

Первая съемка кончилась неудачей. Дарья — Хитяева оплакивает уби­того мужа. Актриса не только не пережила еще трагедии своей героини, она даже не познакомилась, как следует, с актером, играющим Петра. Один дубль, второй. И режиссер отменил съемку — актриса внутренне была явно не готова к ней. Ей пришлось выслушать резкие, но справедливые слова. Было обидно. Но только потом Хитяева по-настоящему оценила этот случай.

На следующий день вместе со старой казачкой — хозяйкой куреня, где она жила. Хитяева поехала в соседний хутор на похороны старухи. Целый хор плакальщиц выполнял старинный обряд причитания над покойным. Обстановка, богатое актерское воображение сделали свое дело. На следую­щий день Хитяева явилась на съемку человеком, пережившим трагедию. И когда артистка стала причитать над телом Петра, «покойник» от удивления даже открыл глаза: уже в самом деле не случилось ли чего? Эта сцена ока­залась одной из лучших в фильме, а бесшабашно озорная Дарья — одним из лучших образов картины.

И еще одна сцена с ее участием незабываема — финальная сцена, в которой Дарья — сильная и несчастная — прощается с жизнью. После фильма «Летят журавли» такие сцены уже не один раз показывали при помощи операторских эффектов — поворачивающееся над камерой небо и деревья в необычном ракурсе. В «Тихом Доне» этот эпизод решен по-иному. Медленно погружается в воду Дарья, словно очищаясь от всей грязи и мерзо­сти жизни. У нее спокойное лицо, вокруг спокойная вода. Но глаза — глаза хотят жить. В них глубокая-глубокая тоска, какая-то невысказанная просьба и твердость.

— Мне важно было, — вспоминает актриса, — показать тоску чело­века, влюбленного в родные просторы, в ясное солнце и голубое небо и вынужденного покончить с собой, ибо другого выхода не было.

— Теперь я уже знаю, — говорит Людмила Ивановна, — что самые неудачные фильмы те, которые создаются легко и бездумно. Есть режиссеры, которым нравится только то, что делают они сами, и потому они стремятся навязать актеру свою волю, лишают его возможности творить. Приходишь на съемочную площадку и чувствуешь, что от тебя, как от актрисы, уже ничего не требуется, — режиссер все сам придумал, а тебе остается только выполнять. Есть и иной тип режиссеров. Им нравится все, что делает актер, и от каждого его движения они приходят в восторг. Не успеешь сделать шаг, уже слышишь: «Гениально!» Работать становится еще легче, а фильмы получаются еще хуже.

Но иногда приходится встретить режиссера, который ставит перед собой и перед актером самые сложные задачи и не успокаивается до тех пор, пока эти задачи не будут решены. Режиссеры этого типа понимают свое­образие актерской индивидуальности, тонко подсказывают ему, направляя его фантазию в правильное русло...

Для Людмилы Хитяевой таким режиссером оказался С. Герасимов.

— Он раскрывает в актере все ценное, что есть в нем, — говорит она. — Герасимов считает, что актер — автор образа, а режиссер только помогает ему творить. Работать с таким постановщиком бесконечно интересно, и я мечтаю когда-нибудь снова встретиться с Сергеем Аполлинариевичем на съемочной площадке.

Опытный и проницательной режиссер, С. Герасимов помог актрисе ощутить в себе то, о чем она и не подозревала, помог ей найти саму себя. Он почувствовал ее острую, яркую характерность. И ее умение добиваться психологизма с помощью этой характерности. Так перед Хитяевой открылась новая дорога, по которой — с большим или меньшим успехом — она идет с тех пор.

Самая сильная черта дарования Людмилы Хитяевой — ее чувство народного характера. Она умеет играть сильных, уверенных в себе женщин, умеет передать их смелость и доброту, лукавство и решительность, тоску и нежность, задор и преданность. Русские литература и искусство создали немало «пленительных образов» женщин. Характер хитяевских героинь, если искать его истоки в классике, далек от пушкинской Татьяны, от турге­невских девушек с их негромкой, задумчивой красотой. Скорее, это тот тип, о котором писал в своих стихотворениях И. С. Никитин, или тот, некрасов­ский: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Актриса играет простые чувства, но делает это так сочно, с таким темпераментом, с такой любовью к народному характеру, что дает почувствовать его обаяние и нравственную красоту. Таких актрис у нас немного — Ия Саввина, Майя Булгакова. Нонна Мордюкова, Людмила Чурсина... Людмила Хитяева зани­мает среди них свое особое место.

Когда появляется исполнитель с ярко выраженной индивидуальностью, его приглашают сниматься в ролях, похожих друг на друга, как две капли воды. И тут не повториться, суметь создать характер оригинальный —дело нелегкое. Это зависит от многих причин — драматургического материала, близости образа творческой индивидуальности исполнительницы. Наконец, это зависит от нее самой, от богатства ее души, наблюдательности, от ее творческого потенциала. В фильме «Кочубей» Хитяева тоже была казачкой, на этот раз кубанской. Она нашла для нее другие краски, показала женщину сильную, волевую, хотя в какой-то мере и перепевающую Дарью.

Совсем не похожей на Дарью, одной из больших удач актрисы стала Евдокия Чернышова в фильме по сценарию В. Пановой «Евдокия».

Чернышова усыновила пять детей. Евдокии тяжело. Тихая, немудрящая, много испытавшая, Евдокия сохранила душевное целомудрие. Она счастлива своим материнством, счастлива быть необходимой людям. Героическое в ее поступках раскрывается в самом обыкновенном, будничном, поначалу неприметном. Внешне спокойная и неброская, эта женщина внутренне сильна и красива. Игра Хитяевой была абсолютно верна правде жизни и нравам людей, которым чуждо выставлять свою доброту напоказ. Актриса нашла особые полутона для воссоздания этого глубоко народного типа русской женщины, для обрисовки прекрасной, светлой и скромной души Евдокии. Хитяевой удалось то, что сформулировала режиссер картины Т. Лиознова: «Евдокия — это Россия, ее душа, ее сердце».

Когда Хитяева начала сниматься в трехсерийном фильме «Поднятая целина», многие сомневались: не будет ли ее Лушка напоминать Дарью? Этого не случилось. Как и у Шолохова, это два непохожих друг на друга человека. Лушка — лучшая роль актрисы — принесла ей мировую славу. Для того, кто видел фильм, шолоховскую Лушку невозможно отделить от персонажа, созданного Хитяевой. И, вероятно, долго еще Лушка будет ассоциироваться с ее экранным образом.

Режиссер А. Иванов рассказывал нам: «На роль Лушки пробовали шесть актрис. Все они слишком старательно «играли» развязность, разгульность героини. Хитяева оказалась той естественной, занозистой и привлекатель­ной Лушкой, которую, наверное, и имел в виду Шолохов».

Может быть, на экране Хитяева внешне и не похожа на описанную Шоло­ховым веснушчатую казачку с «дегтярно черными глазами» и «сухощавой статной фигурой». Да и в каких-то чертах поведения она отличается от «беспутной бабенки», знакомой нам по книге. И все же, как удивительно передан характер Лушки, ее внутренняя сущность. Как и в романе, это ха­рактер убедительный и сложный. Опустошенная, тоскующая по настоящей жизни, по настоящей любви, Лушка не сумела найти свое место среди хо­роших трудовых людей. Хитяева показывает пустоту Лушки, ее эгоизм, ветреность, ее мещанское нутро. И вместе с тем незаурядность ее натуры, ее зажигательность, силу ее чувства и все греховное и соблазнительное, чем Шолохов наделил свою героиню.

Лушка оказалась одной из самых живых фигур фильма. Вспомните ее глаза, в которых видна вызывающая насмешливость, цинизм, всезнайство, а порой — «что-то трогательное, почти детски беспомощное». Вспомните прощание Нагульнова с Лушкой, как на миг — не то от ветра, не то от горя — качнулась она к Макару, и «быть может, иным представился ей за эту послед­нюю в их жизни встречу всегда суровый и немножко нелюдимый человек? Кто знает?..»

Евгений Матвеев, снимавшийся в «Поднятой целине» в роли Нагульнова, писал: «Глядя на экран, нельзя не согласиться, что это — шолоховская казачка. Сколько достоверности, обаяния, до мельчйших подробностей все в ней донское, все станичное... Так просто и легко это сыграно и вместе с тем так глубоко драматично!»

Актрисе трудно посмотреть на себя со стороны. Ее желание не повто­риться, получить роль, не похожую на предыдущую, попробовать свои силы в новом жанре — естественно. Людмиле Хитяевой кажется, что из одного амплуа, театрального, она попала вдругое—кинематографическое: «простых женщин», в той или иной степени отражающих тип народного характера. И что это новое амплуа тоже стало сковывать ее творчество. Одно время она даже отказывалась от ролей в «казачьих» и других фильмах, напоми­навших ее прежние работы. Был год, когда она не снялась ни водной картине.

Но рамки амплуа вовсе не означают творческой бедности актера. Они говорят только о широте его диапазона, но не о глубине исполнения. Янина Жеймо не раз пыталась играть роли взрослых женщин, но только амплуа.

И все же, когда сравниваешь эти ее роли с высшими достижениями актрисы, с горечью думаешь о том, что кинематограф начинает обеднять ее, предлагая ей роли, в которых она не может выразить себя с достаточной полнотой. Одна из последних крупных ролей Хитяевой — в фильме режис­сера Е. Матвеева «Цыган». Актриса играет Клавдию Петровну ПавлЦэкову. гордую, самостоятельную, острую на язык крестьянскую женщину. Движу­щей пружиной сюжета является сокрытие роковой тайны происхождения: ребенок Клавдии — незаконный, он — цыганский сын. Несмотря на обилие событий, на значительное экранное время, отпущенное героине, играть было, по существу, почти нечего.

Вместо того чтобы следить за трудной судьбой молодой женщины, оставшейся без мужа и сумевшей поставить на ноги двоих детей, нам предло­жили несколько последовательных стадий ее «цыганобоязни», вызванной ничем не подтверждаемым опасением, что сына кто-то может отнять. Актрисе было дано лишь два эпизода, в которых она хоть как-то могла проявить характер своей героини вне связи с «цыганским комплексом». Председатель незаконно продал поросят, и Клавдия, возмущенная несправедливостью, кипя гневом, ворвалась к нему в кабинет. Здесь актриса могла проявить темперамент, показать движение чувства, и она воспользовалась этой воз­можностью так, как она умеет, с прекрасным чувством ритма, со страстью. Но эта сцена да сцена избавления от шантажистки — единственные, пожалуй, куски фильма, где талант актрисы мог проявиться в полную меру. Всю осталь­ную картину ей приходилось как бы светить отраженным светом, выслуши­вая сообщения о том, какой замечательный кузнец Будулай (не подозрева­ющий, что привязавшийся к нему сын Клавдии — его собственный сын), и отказывая самому Будулаю в робких его ухаживаниях.

Можно понять актрису, для которой не так просто отказаться от главной роли. Ей хотелось играть чистоту, цельность натуры, играть невыска­занную раздвоенность чувства — любовь матери и любовь женщины, ко­торым трудно ужиться.

Опасения, что она будет повторяться, неосновательны. Это зависит только от материала, который предложат актрисе драматурги и режиссеры. Характеры Дарьи и Лушки могли показаться схожими, потому что их объ­единяла исполнительница. Но насколько Дарья противоречивей, обреченней. Насколько Лушка проще, плутоватей, по-женски хитрее. Она умеет при­способиться к жизни, быть и притворно-ласковой и кокетливой, но всегда остается очень практичной, хищной —лишь бы жить полегче и без забот. В ней нет ни трагедийности Дарьи, ни ее цельности. Случись с ней то же самое, что с Дарьей, она не покончила бы с собой, стремилась бы уцелеть.

Дарья и Лушка — образы классические. Такие актрисе встречаются не каждый день. Но глубина, с которой они были воссозданы, убеждает в том, что для Хитяевой нужно писать специально, писать роли, рассчитанные на ее талант. Популярность актрисы все возрастает. Ее посылают на между­народные кинофестивали, включают в состав жюри, журналисты охотно берут у нее интервью. Но это только внешняя сторона. Важнее то, что Людмила Хитяева находится в расцвете творческих сил.

Через удачи и неудачи актриса настойчиво ищет свою героиню — под­линно русский национальный характер" (Семенов, 1968).

(Семенов М. Людмила Хитяева // Актеры советского кино. Вып. 5. М.: Искусство, 1968: 229-243).

TOP

Экономика

Tags