"Кто-то сказал, что Людмила Хитяева не вошла, а ворвалась в кинематограф. Еще вчера мало кому известная актриса Горьковского драматического театра, она очень быстро стала одной из популярнейших актрис нашего кинематографа, принеся в него свой, только ей присущий стиль игры, свою тему, свой, «хитяевский» облик русских женщин — жизнелюбивых, напористых, удалых".
Читаем статью, опубликованную в 1968 году:
"Хитяева родилась в Горьком, окончила там театральное училище и десять лет служила в драматическом театре. О кино она и не помышляла и вообще была уверена в том, что только театр дает актеру возможность самостоятельного творчества. Во многих спектаклях она играла главные роли и своим положением в труппе была вполне довольна. Не огорчало Хитяеву и то, что режиссеры редко давали ей возможность пробовать свои силы за пределами амплуа, в котором она себя удачно показала, — лирической героини. Не огорчало потому, что путь ее на сцене только начинался, а роли были хорошие — Лисена в «Учителе танцев» Лопе де Вега, Галя в пьесе В. Минко «Не называя фамилий», Шурка в «Егоре Булычове» Горького, Румянцева в драме С. Алешина «Все остается людям», Галя в пьесе В. Розова «В добрый час!». Режиссер И. Анненский, побывавший на гастрольных спектаклях горьковчан, сразу же пригласил Л. Хитяеву на роль инженера порта Екатерины Ворониной в одноименном фильме.
Это сдержанная, прямая женщина, человек большого ума и благородного сердца, подобная многим из тех, кого актриса играла в театре. Дебют Хитяевой в кино вызвал интерес — и зрителей и критики. Ее запомнили. И, может быть, она так и не вышла бы из рамок своего амплуа, если бы на нее не обратил внимания «открыватель» многих актерских талантов С. Ге- расимов.
Сергей Аполлинариевич встретил Хитяеву в коридоре Студии имени М. Горького в костюме и гриме Ворониной и неожиданно спросил:
— Хотите играть Дарью в «Тихом Доне»?
Спустя несколько лет артистка рассказывала нам:
— Я опешила. Дарья... Буйная, непокорная, как будто сотканная из противоречий... Могла ли я подумать, что Дарья так близка моему сердцу? Ведь у меня и в мыслях не было, что это моя роль...
С той секунды Дарья захватила ее без остатка. Еще шли съемки «Екатерины Ворониной», а мысли Людмилы Хитяевой были на Дону, в доме
Мелиховых, в степи, разбуженной событиями революции. «Озорная и гордая, с мятежной и изломанной душой, Дарья неудержимо влекла меня к себе и пугала, — рассказывает Людмила Ивановна. — Как перейти от простой и душевно ясной Екатерины к Дарье?»
Первая съемка кончилась неудачей. Дарья — Хитяева оплакивает убитого мужа. Актриса не только не пережила еще трагедии своей героини, она даже не познакомилась, как следует, с актером, играющим Петра. Один дубль, второй. И режиссер отменил съемку — актриса внутренне была явно не готова к ней. Ей пришлось выслушать резкие, но справедливые слова. Было обидно. Но только потом Хитяева по-настоящему оценила этот случай.
На следующий день вместе со старой казачкой — хозяйкой куреня, где она жила. Хитяева поехала в соседний хутор на похороны старухи. Целый хор плакальщиц выполнял старинный обряд причитания над покойным. Обстановка, богатое актерское воображение сделали свое дело. На следующий день Хитяева явилась на съемку человеком, пережившим трагедию. И когда артистка стала причитать над телом Петра, «покойник» от удивления даже открыл глаза: уже в самом деле не случилось ли чего? Эта сцена оказалась одной из лучших в фильме, а бесшабашно озорная Дарья — одним из лучших образов картины.
И еще одна сцена с ее участием незабываема — финальная сцена, в которой Дарья — сильная и несчастная — прощается с жизнью. После фильма «Летят журавли» такие сцены уже не один раз показывали при помощи операторских эффектов — поворачивающееся над камерой небо и деревья в необычном ракурсе. В «Тихом Доне» этот эпизод решен по-иному. Медленно погружается в воду Дарья, словно очищаясь от всей грязи и мерзости жизни. У нее спокойное лицо, вокруг спокойная вода. Но глаза — глаза хотят жить. В них глубокая-глубокая тоска, какая-то невысказанная просьба и твердость.
— Мне важно было, — вспоминает актриса, — показать тоску человека, влюбленного в родные просторы, в ясное солнце и голубое небо и вынужденного покончить с собой, ибо другого выхода не было.
— Теперь я уже знаю, — говорит Людмила Ивановна, — что самые неудачные фильмы те, которые создаются легко и бездумно. Есть режиссеры, которым нравится только то, что делают они сами, и потому они стремятся навязать актеру свою волю, лишают его возможности творить. Приходишь на съемочную площадку и чувствуешь, что от тебя, как от актрисы, уже ничего не требуется, — режиссер все сам придумал, а тебе остается только выполнять. Есть и иной тип режиссеров. Им нравится все, что делает актер, и от каждого его движения они приходят в восторг. Не успеешь сделать шаг, уже слышишь: «Гениально!» Работать становится еще легче, а фильмы получаются еще хуже.
Но иногда приходится встретить режиссера, который ставит перед собой и перед актером самые сложные задачи и не успокаивается до тех пор, пока эти задачи не будут решены. Режиссеры этого типа понимают своеобразие актерской индивидуальности, тонко подсказывают ему, направляя его фантазию в правильное русло...
Для Людмилы Хитяевой таким режиссером оказался С. Герасимов.
— Он раскрывает в актере все ценное, что есть в нем, — говорит она. — Герасимов считает, что актер — автор образа, а режиссер только помогает ему творить. Работать с таким постановщиком бесконечно интересно, и я мечтаю когда-нибудь снова встретиться с Сергеем Аполлинариевичем на съемочной площадке.
Опытный и проницательной режиссер, С. Герасимов помог актрисе ощутить в себе то, о чем она и не подозревала, помог ей найти саму себя. Он почувствовал ее острую, яркую характерность. И ее умение добиваться психологизма с помощью этой характерности. Так перед Хитяевой открылась новая дорога, по которой — с большим или меньшим успехом — она идет с тех пор.
Самая сильная черта дарования Людмилы Хитяевой — ее чувство народного характера. Она умеет играть сильных, уверенных в себе женщин, умеет передать их смелость и доброту, лукавство и решительность, тоску и нежность, задор и преданность. Русские литература и искусство создали немало «пленительных образов» женщин. Характер хитяевских героинь, если искать его истоки в классике, далек от пушкинской Татьяны, от тургеневских девушек с их негромкой, задумчивой красотой. Скорее, это тот тип, о котором писал в своих стихотворениях И. С. Никитин, или тот, некрасовский: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Актриса играет простые чувства, но делает это так сочно, с таким темпераментом, с такой любовью к народному характеру, что дает почувствовать его обаяние и нравственную красоту. Таких актрис у нас немного — Ия Саввина, Майя Булгакова. Нонна Мордюкова, Людмила Чурсина... Людмила Хитяева занимает среди них свое особое место.
Когда появляется исполнитель с ярко выраженной индивидуальностью, его приглашают сниматься в ролях, похожих друг на друга, как две капли воды. И тут не повториться, суметь создать характер оригинальный —дело нелегкое. Это зависит от многих причин — драматургического материала, близости образа творческой индивидуальности исполнительницы. Наконец, это зависит от нее самой, от богатства ее души, наблюдательности, от ее творческого потенциала. В фильме «Кочубей» Хитяева тоже была казачкой, на этот раз кубанской. Она нашла для нее другие краски, показала женщину сильную, волевую, хотя в какой-то мере и перепевающую Дарью.
Совсем не похожей на Дарью, одной из больших удач актрисы стала Евдокия Чернышова в фильме по сценарию В. Пановой «Евдокия».
Чернышова усыновила пять детей. Евдокии тяжело. Тихая, немудрящая, много испытавшая, Евдокия сохранила душевное целомудрие. Она счастлива своим материнством, счастлива быть необходимой людям. Героическое в ее поступках раскрывается в самом обыкновенном, будничном, поначалу неприметном. Внешне спокойная и неброская, эта женщина внутренне сильна и красива. Игра Хитяевой была абсолютно верна правде жизни и нравам людей, которым чуждо выставлять свою доброту напоказ. Актриса нашла особые полутона для воссоздания этого глубоко народного типа русской женщины, для обрисовки прекрасной, светлой и скромной души Евдокии. Хитяевой удалось то, что сформулировала режиссер картины Т. Лиознова: «Евдокия — это Россия, ее душа, ее сердце».
Когда Хитяева начала сниматься в трехсерийном фильме «Поднятая целина», многие сомневались: не будет ли ее Лушка напоминать Дарью? Этого не случилось. Как и у Шолохова, это два непохожих друг на друга человека. Лушка — лучшая роль актрисы — принесла ей мировую славу. Для того, кто видел фильм, шолоховскую Лушку невозможно отделить от персонажа, созданного Хитяевой. И, вероятно, долго еще Лушка будет ассоциироваться с ее экранным образом.
Режиссер А. Иванов рассказывал нам: «На роль Лушки пробовали шесть актрис. Все они слишком старательно «играли» развязность, разгульность героини. Хитяева оказалась той естественной, занозистой и привлекательной Лушкой, которую, наверное, и имел в виду Шолохов».
Может быть, на экране Хитяева внешне и не похожа на описанную Шолоховым веснушчатую казачку с «дегтярно черными глазами» и «сухощавой статной фигурой». Да и в каких-то чертах поведения она отличается от «беспутной бабенки», знакомой нам по книге. И все же, как удивительно передан характер Лушки, ее внутренняя сущность. Как и в романе, это характер убедительный и сложный. Опустошенная, тоскующая по настоящей жизни, по настоящей любви, Лушка не сумела найти свое место среди хороших трудовых людей. Хитяева показывает пустоту Лушки, ее эгоизм, ветреность, ее мещанское нутро. И вместе с тем незаурядность ее натуры, ее зажигательность, силу ее чувства и все греховное и соблазнительное, чем Шолохов наделил свою героиню.
Лушка оказалась одной из самых живых фигур фильма. Вспомните ее глаза, в которых видна вызывающая насмешливость, цинизм, всезнайство, а порой — «что-то трогательное, почти детски беспомощное». Вспомните прощание Нагульнова с Лушкой, как на миг — не то от ветра, не то от горя — качнулась она к Макару, и «быть может, иным представился ей за эту последнюю в их жизни встречу всегда суровый и немножко нелюдимый человек? Кто знает?..»
Евгений Матвеев, снимавшийся в «Поднятой целине» в роли Нагульнова, писал: «Глядя на экран, нельзя не согласиться, что это — шолоховская казачка. Сколько достоверности, обаяния, до мельчйших подробностей все в ней донское, все станичное... Так просто и легко это сыграно и вместе с тем так глубоко драматично!»
Актрисе трудно посмотреть на себя со стороны. Ее желание не повториться, получить роль, не похожую на предыдущую, попробовать свои силы в новом жанре — естественно. Людмиле Хитяевой кажется, что из одного амплуа, театрального, она попала вдругое—кинематографическое: «простых женщин», в той или иной степени отражающих тип народного характера. И что это новое амплуа тоже стало сковывать ее творчество. Одно время она даже отказывалась от ролей в «казачьих» и других фильмах, напоминавших ее прежние работы. Был год, когда она не снялась ни водной картине.
Но рамки амплуа вовсе не означают творческой бедности актера. Они говорят только о широте его диапазона, но не о глубине исполнения. Янина Жеймо не раз пыталась играть роли взрослых женщин, но только амплуа.
И все же, когда сравниваешь эти ее роли с высшими достижениями актрисы, с горечью думаешь о том, что кинематограф начинает обеднять ее, предлагая ей роли, в которых она не может выразить себя с достаточной полнотой. Одна из последних крупных ролей Хитяевой — в фильме режиссера Е. Матвеева «Цыган». Актриса играет Клавдию Петровну ПавлЦэкову. гордую, самостоятельную, острую на язык крестьянскую женщину. Движущей пружиной сюжета является сокрытие роковой тайны происхождения: ребенок Клавдии — незаконный, он — цыганский сын. Несмотря на обилие событий, на значительное экранное время, отпущенное героине, играть было, по существу, почти нечего.
Вместо того чтобы следить за трудной судьбой молодой женщины, оставшейся без мужа и сумевшей поставить на ноги двоих детей, нам предложили несколько последовательных стадий ее «цыганобоязни», вызванной ничем не подтверждаемым опасением, что сына кто-то может отнять. Актрисе было дано лишь два эпизода, в которых она хоть как-то могла проявить характер своей героини вне связи с «цыганским комплексом». Председатель незаконно продал поросят, и Клавдия, возмущенная несправедливостью, кипя гневом, ворвалась к нему в кабинет. Здесь актриса могла проявить темперамент, показать движение чувства, и она воспользовалась этой возможностью так, как она умеет, с прекрасным чувством ритма, со страстью. Но эта сцена да сцена избавления от шантажистки — единственные, пожалуй, куски фильма, где талант актрисы мог проявиться в полную меру. Всю остальную картину ей приходилось как бы светить отраженным светом, выслушивая сообщения о том, какой замечательный кузнец Будулай (не подозревающий, что привязавшийся к нему сын Клавдии — его собственный сын), и отказывая самому Будулаю в робких его ухаживаниях.
Можно понять актрису, для которой не так просто отказаться от главной роли. Ей хотелось играть чистоту, цельность натуры, играть невысказанную раздвоенность чувства — любовь матери и любовь женщины, которым трудно ужиться.
Опасения, что она будет повторяться, неосновательны. Это зависит только от материала, который предложат актрисе драматурги и режиссеры. Характеры Дарьи и Лушки могли показаться схожими, потому что их объединяла исполнительница. Но насколько Дарья противоречивей, обреченней. Насколько Лушка проще, плутоватей, по-женски хитрее. Она умеет приспособиться к жизни, быть и притворно-ласковой и кокетливой, но всегда остается очень практичной, хищной —лишь бы жить полегче и без забот. В ней нет ни трагедийности Дарьи, ни ее цельности. Случись с ней то же самое, что с Дарьей, она не покончила бы с собой, стремилась бы уцелеть.
Дарья и Лушка — образы классические. Такие актрисе встречаются не каждый день. Но глубина, с которой они были воссозданы, убеждает в том, что для Хитяевой нужно писать специально, писать роли, рассчитанные на ее талант. Популярность актрисы все возрастает. Ее посылают на международные кинофестивали, включают в состав жюри, журналисты охотно берут у нее интервью. Но это только внешняя сторона. Важнее то, что Людмила Хитяева находится в расцвете творческих сил.
Через удачи и неудачи актриса настойчиво ищет свою героиню — подлинно русский национальный характер" (Семенов, 1968).
(Семенов М. Людмила Хитяева // Актеры советского кино. Вып. 5. М.: Искусство, 1968: 229-243).