Есть моменты, которые разделяют биографии людей на «до» и «после». Для актёра Виктора Бычкова таким рубежом стал не выход на большую сцену и даже не скандальные съёмки, а одна простая попытка попасть в театр.
Тот самый, где он мечтал побывать с семьёй, как обычный зритель, без звёздных привилегий. Но, увы, именно в этот день он оказался не только не в зрительном зале, но и за его пределами — в самой грубой, унижающей форме.
Почему те, кто годами держал планку на сцене, вдруг оказываются ненужными в партере? Этот вопрос куда глубже и болезненнее, чем кажется на первый взгляд.
Пролог: два удара - телевидение и театр
Если бы эта история случилась однажды, можно было бы списать её на злой рок. Но когда подобные события следуют друг за другом, становится ясно: проблема не в случайности, а в системе.
Совсем недавно Виктор Бычков оказался в эпицентре другого скандала. После съёмок в телешоу «Секрет на миллион» он и его супруга были шокированы — им пообещали тёплый, уважительный разговор, а устроили дешёвую драму на публику.
Жене стало плохо прямо в студии, съёмки были прерваны, а после этого начались судебные тяжбы — канал требует с Бычкова немалые суммы за якобы сорванную съёмку. Вместо признания, поддержки, человеческого участия — формальные бумаги, угрозы и дежурные фразы.
А теперь театр. Казалось бы, куда уж выше уровень культуры, где если не здесь должно быть место сочувствию и простому человеческому вниманию? Но реальность оказалась жёстче любого телешоу.
«Колясачников мы не поднимаем»: что случилось в театре
На этот раз Бычковы пришли не ради ролей и славы. Просто посмотреть спектакль. Виктор, его супруга Полина (инвалид I группы), 70-летняя мама и 17-летний сын купили билеты на постановку «Барон Мюнхгаузен» в Театр имени Комиссаржевской.
Для Полины этот выход был событием — после тяжёлого инсульта, операций и долгих месяцев восстановления она мечтала хотя бы раз почувствовать себя частью культурной жизни города, где каждый уголок — воспоминание о молодости, о сцене, о друзьях.
Но уже у входа их остановил ледяной административный барьер. Кассир и администратор не стали скрывать: "Нам запретили носить колясочников. Но вы можете вызвать бригаду из клиники 'XXI век' за свой счёт". Эти слова прозвучали не просто как формальность — как приговор, как демонстрация равнодушия.
Вместо того чтобы помочь, объяснить, попытаться найти выход, семье предложили самим поднять Полину — 17-летнему сыну, пожилой женщине и Виктору. Представьте себе этот абсурд: твоя мечта — увидеть спектакль, а тебя встречают так, словно ты просишь невозможного.
В отчаянии Полина пыталась дозвониться до клиники, но попадала в вечное ожидание на линии. Деньги за билеты вернуть тоже не предлагали: «Надо было заранее думать», — услышала семья.
Только после настойчивых обращений главный администратор согласился вернуть потраченные 10 000 рублей. Но разве деньги способны компенсировать унижение, слёзы, срыв давно запланированного семейного вечера?
Что на самом деле пережили Бычковы
В такие моменты всё вывернуто наизнанку. Полина, человек сильный, прошедший через инсульт и трепанацию черепа, вдруг оказывается бессильной перед бюрократическим равнодушием.
Виктор, который годами боролся на сцене за роли и зрительское признание, теперь вынужден бороться за право просто войти в театр. Их сын — подросток, который, казалось бы, должен учиться радоваться жизни, оказался в роли защитника и посредника между родителями и бездушной системой.
Самое горькое — не в словах "колясочники" и не в отказе. Самое страшное, когда ты чувствуешь: для них ты не человек, а проблема, от которой все хотят поскорее избавиться. Это опыт, который не забудется. После таких историй хочется не скандала, а перемен — настоящих, а не на бумаге.
Театр официально: извинения, ремонт и новые обещания
Когда история попала в СМИ и получила широкий резонанс в соцсетях, руководство театра отреагировало быстро. Виктор Минков, новый худрук, был, по его словам, "в шоке". Театр принес публичные извинения, пообещал вернуть деньги за билеты и даже заявил о планах капитального ремонта с обязательным учётом доступности для маломобильных граждан.
Всё, конечно, с оговорками: мол, здание историческое, объект культурного наследия, любые изменения — только через согласование с КГИОП и на годы вперёд.
На сайте появилось аккуратное уточнение: "Театр частично доступен" и "временно недоступен для маломобильных граждан". Вроде бы шаг вперёд — но пока только на словах. Обещания и формулировки, за которыми всё ещё прячется та же равнодушная стена.
Как на это реагирует общество?
Обсуждение не утихает: соцсети, театральные форумы, городские паблики заполнены комментариями. Одни защищают театр: мол, здание старое, сотрудники не обязаны рисковать здоровьем, а "коляски" должны обслуживать только спецбригады. Другие возмущены: если театр не для всех — значит, это уже не театр, а закрытый клуб по интересам.
Кто-то вспоминает истории из других городов: как бабушка на коляске не смогла попасть на детский спектакль, или как молодому инвалиду отказали в доступе на фестиваль.
Кто-то приводит примеры зарубежных театров, где даже здания XIX века оборудованы подъёмниками, а персонал проходит обязательные курсы доброжелательного общения. Для многих — это уже не вопрос архитектуры, а вопрос человеческого отношения.
В реальности, чтобы человек на коляске мог попасть в петербургский театр, требуется не только заранее звонить, оплачивать сторонние услуги и строить маршрут, но и надеяться на человеческое участие персонала. Как показывает практика, это самое слабое звено.
Почему эта история касается каждого: театр начинается не с вешалки
Мы любим повторять: «Театр начинается с вешалки». Но правда куда проще: театр начинается с двери. Если дверь для кого-то закрыта — это уже не театр, а декорация для избранных.
Сторонники статус-кво говорят: мол, исторические здания нельзя модернизировать. Но почему-то в Европе и США старинные театры оборудуют лифтами, пандусами и дополнительным персоналом. Там находят способы сохранить дух эпохи и при этом никого не вычеркивать из культурной жизни.
У нас же вопросы доступности по-прежнему решают по остаточному принципу. Лестницы в два пролёта, тяжёлые двери, отсутствие элементарных пандусов — всё это в 2025 году выглядит как рудимент прошлого.
Театр — не клуб по интересам. Это место, где каждый должен чувствовать себя желанным гостем. Для человека на коляске, для пожилых, для детей с особенностями — это единственный способ быть частью большого искусства. Без преувеличения: в доступности искусства — будущее всей культуры.
Что делать и кто отвечает?
Проблема не только в архитектуре, а в менталитете. Персонал театров, часто искренне не знающий, как правильно поступать, перекладывает ответственность на приказы "сверху", на Минкульт, на правила, на технические сложности. Но всегда остаётся человеческий выбор: попытаться помочь или отмахнуться формальной фразой.
Кто-то скажет: если нельзя — значит нельзя. Но ведь именно из таких случаев складывается отношение общества к "инаковости". Сегодня отказали одному, завтра — другому, а послезавтра этот механизм отработает и на нас самих или наших близких.
Есть и позитивные примеры: в Москве, Екатеринбурге, Казани, где многие театры уже оснастили лифтами, пандусами, электронными табло и выделили специальных сотрудников для сопровождения маломобильных зрителей. Почему Петербург, культурная столица, должен отставать?
Удивительно, но в современной России по-прежнему приходится доказывать простую истину: театр — это не здание и не великая сцена, а место, где уважают человеческое достоинство каждого.
Бычковы, столкнувшись с холодом и формализмом, сделали для общества куда больше, чем десятки официальных программ «Доступная среда». Они подняли тему, которую многие боялись трогать.
Не забудьте заглянуть в мой Телеграм "Записки актера", там много интересного!
Пишите в комментариях!
